Денисов Геннадий Васильевич

Денисов Геннадий Васильевич

Самобытная и талантливая «твор­ческая аура» Г.В. Денисова завораживает многих ны­нешних мастеров и притягательна для истинных ценителей гжели. «Саморо­док» — отзывались о Денисове те, у ко­го на глазах шло становление его худо­жественного почерка. Но это, пожалуй, не совсем точно. Он — из потомствен­ных керамистов, их фамилия не послед­няя в ряду старых «заводчиков»: имелась когда-то своя фабрика, марка которой у знатоков была в высокой чести. Де­душка всю жизнь «работал по золоту», мать была «писарихой» — живописцем, отец занимался техническим фарфо­ром — от него, собственно, сызмальства и перенимал сын изначальные навыки ремесла. Семья была типично крестьянс­кой: сев, покосы, уборочная страда оста­вляли на гончарство лишь позднюю осень и зиму. Делали свистульки, корча­ги, всевозможные глиняные «бандуры». Семья поднимала на ноги семерых де­тей: держали для них корову, лошадей, овец. Крепким считалось хозяйство. По нему-то и ударила коллективизация с раскулачиванием: все реквизировали, отобрали. Остался полный разор...

Как и многим ровесникам, окончить довелось Денисову четыре класса и «пя­тый коридор». Потом пять лет армии, седьмой школьный класс и Гжельский керамический техникум. Распределили его в Скопин. Но с гжельским своим багажом он там не прижился. «Тянуло меня к горшкам, кринкам, мискам — к посуде»,— припоминает мастер.

Вернулся домой, но сначала попал не в мастерскую, а на гипсолитейку, затем на обжиг. Наконец, стал монтажником в котельной. Туда и пришел к нему глав­ный тогда художник Александр Никола­евич Федотов. «Ситуация складывалась, что и говорить, довольно нелепая, хотя для тех лет и весьма типичная,— рас­сказывает Федотов.— Я слышал: в ко­тельной у соседей объявился дядя Гена, к которому ребятишки за игрушками бе­гают. Они попросят — он тут же, у ко­тельной форсунки, то зверушку слепит им, то свистульку. Посмотрел на его работу... А тут как раз впервые проводи­ли мы конкурс экспортных изделий и мелкой пластики. Пригласил я и его — у него сразу скульптурная группа пошла, пять-шесть вещей он тогда выполнил. И вот загвоздка: а как их ему оплатить, если он в штате не у нас на заводе? Пришлось все оформлять на его род­ного брата — «своего» сотрудника, и премию за конкурс — тоже. Бюрокра­тический бред, но что было, то было. Взяли мы его к себе с испытательным полугодовым сроком, а оказалось, на всю оставшуюся жизнь. В мелкой пла­стике сегодня равных ему, пожалуй что, и нет. Коллекционеры за его вещами прямо охотятся...»

Денисов В. И. Скульптуры «Порожний», «Коробейники»

Фигурки Денисова удивляют своей детской непосредственностью и немногословностью характеристик. Их пропорции часто не совпадают с реальными и вместе с тем им присущи декоративная выразительность, гармоничность пластического образа. Таковы его фигурки «Дед Мазай», «Сеятель», «Илья Муромец», «Потешники», «Коро­бейники». В них нет устоявшихся при­емов пластической трактовки, скульптор каждый раз решает эту задачу заново, исходя из образного содержания. Ему свойственен живой интерес ко всему окружающему, к песенным и былинным образам.

Денисов В. И. Скульптура «Дед Мизай и зайцы»

Доброе, светлое мироощущение ху­дожника проникает в язык его пластики, заставляет по-новому воспринимать привычные явления жизни («На мосто­чке», «Близнецы», «Дубинушка», «Жаво­ронок»).

Свое творчество скульптор соотносит со сложным миром чувств и чаяний че­ловека. Так, в композиции «Жаворонки» реального изображения птиц как бы и нет. Есть только то трепетное чувство восторга, которое охватывает человека от живого общения с природой. Автор ведет свой поэтический рассказ языком декоративной пластики, по-своему выра­жает мировосприятие старых гжельских мастеров. Отсюда своеобразный лако­низм языка и декоративная выразитель­ность фигурок Денисова, в которых со­храняются и получают новую трактовку характерные для народного промысла традиционные черты.

Официальный источник

Понравилось? Поделитесь!